— «Ой, право, я и не думала, что ты милый — такой скучный брюзга». — Я аж почувствовала как «коза» закатила глаза.
— «Надо иногда слегка побранить то, что нас очаровывает. Это брюзжание и называется благоразумием». (Виктор Гюго) — Попытался примирить «мудрец» «рыцаря» и «козу». Надо заметить ему это удалось потому, как я ощутила некоторое смущение «рыцаря». Ему было по душе то, что я затеяла (точнее результат затеваемого), но его явно не устраивали мои методы.
— Так! — мысленно крикнула я, прервав дебаты троицы. — «Благоразумию также свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие». (Мишель де Монтель) Посему же, дорогие мои, позвольте мне столь легкомысленным образом наставить на путь истинный нахального невежу, рвущегося к власти (и посмевшего хамить мне, добавила я уж совсем про себя).
— «Да не преступи черту… своевольная наша». — Дожила, даже мой собственный голос (один из них), и тот меня дразнит. Однако, прислушавшись к себе, я поняла, что мой ответ устроил всех троих ну, по крайней мере, некоторые из них были столь мудры, что промолчали. Мне же ничего не оставалась, как продолжать стоять в томительном ожидании. Казалось, что прошла целая вечность, а быть может дело в том, что я просто не люблю ждать, прежде чем послышались приближающиеся голоса. Дежурные монахи с завидным рвением накрывали столы, занося посуду и собственно сам ужин. Немного погодя послышался гул вошедших в трапезную монахов и недалеко от нас звуки отодвигаемых стульев (VIP-зона всё-таки, не на лавке же).
— Любезный Катус, сегодня Вы вознесите молитву благодарности перед скромной нашей трапезой. — Услышала я знакомый голос настоятельницы Оторус.
— Но, это ведь Ваша привилегия отец наш. — Плохо скрывая радость, ответил тот самый невежественный голос Кактуса.
— Ну не скромничайте, не будем заставлять ждать братьев наших. Кактус (я его так окрестила) поднялся с места, склонил голову и вознёс молитву благодарности. На этом правда он не остановился, и добавил кое-что от себя. Самозабвенно повысив притворный голос, обведя взглядом всю голодную аудиторию в глазах, которых читалось — ну завязывай уже с болтологией, жрать хочется, силы нет! Только они сели и вознамерились утолить голод, который кое-где уже в открытую вопил о своём присутствии посредствам бурчания, как пришло время нашего «выхода».
— Ой, Катусик, как мило ты сказал, меня аж на слезу пробило. — Вышла я из темноты занавеса, опираясь на вилы и утирая якобы выступившие слёзы подолом робы.
Наступил всеобщий столбняк, Кактус чуть было не грохнулся со стула, но ограничился любимым мною нервным тиком. Настоятельница вела себя сдержанно, хотя был заметен и её испуг.
— Нечистая сила в самом сердце обители! — завопил кто-то из зала.
— Ну почему же нечистая, я мылась вчера, — абсолютно спокойно ответила я, оглядывая себя, — хм, не знала, что трапезная является сердцем монастыря. — Добавила я.
— Братья, мы справимся с ним, не слушайте, что говорит нам поганая нечисть. — Возопил вскочивший с места Кактус.
— Во-первых, я девушка… и почему сразу поганая, каждый думает в меру своей испорченности, видимо. Во-вторых, сначала позвал, а теперь не предложив попить, поесть, уже и выдворять собрался. Так дело не пойдёт!
— Я по… позвал? — обалдев, он шмякнулся обратно на стул.
— А кто же ещё?! Бразды правления монастырём под рукой настоятеля Оторуса ослабли, вера некоторых пошатнулась, польстясь на всевозможные блага… не без твоей помощи. К тому же благодаря твоему тщеславию и сребролюбию, которое всё сильнее овладевает тобой, наконец-то и мы сможем бывать в доселе недоступной нам Обители. После минутного замешательства целой толпы, по рядам, точнее по лавкам, разнёсся шепоток, явно не в сторону защиты бунтовщика.
— Она лжёт братья, это всё происки нашего настоятеля. — Ого, Кактус пошёл ва-банк.
— Я изгоню нечисть из нашей славной Обители. — Он что-то шепнул рядом стоящему служке и, закрыв глаза затараторил, молитву я полагаю.
— Но ведь творить волшбу в стенах обители невозможно. — Трезво заметил кто-то. — И появилась эта рогатая после речи Катуса. — Поддержал его уже другой монах, но тут вбежал мальчик с ковшом в руках.
— Ага, сейчас я изничтожу тебя отродье бесовское! — он выхватил увесистый ковшик у мальчонки из рук и плесканул на меня водой, освященной, как я полагаю. Трапезная, полная монахов, среди которых только было начались волнения, замерла в ожидающем молчании, теперь все боялись даже выдохнуть. Никто видимо не желал пропустить момент моего испепеления… ага, щаззз, аж два раза!
— Ну я же сказала, что я уже мылась вчерась. — Недовольно пробурчала я, осматривая свою белую шкурку и мокрую робу. Из темноты гардин начала выступать фигура, отсвечивая чем-то поверх головы.
— Вот, смотрите все, по зову моему пришёл ангел, который изгонит эту мразь. — Воодушевился сконфуженный Кактус.
— Тебя не учили быть вежливым, а? — меня всё больше возмущало его поведение. — К нам явился Мелий в облике натурального чёрта (прости Господи).
— …??? — немой ужас Кактуса, и понятно почему, хамелеон превзошёл даже мои ожидания.
— Нда милок со зрением у тебя проблемы, это не нимб над головой, это у него рога срослись, но в одном ты прав: его появление — это исключительно твоя заслуга! — я мерзко улыбнулась и направилась к Кактусу, беспардонно виляя хвостом.
— Спа… спасите… — Он не мог оторвать взгляда от подрагивающего пятачка возвышающегося над ним рогатого, нетерпеливо постукивающего копытом.